- Как ты думаешь, Молокоед, - спросил он, как будто всю жизнь провёл на Клондайке, - не дать ли собакам по одной вяленой вобле?
- Нет, Фёдор Большое Ухо, пока пусть едят оленину. Вобла дольше сохранится, да и Тропа ещё только началась - не надо закармливать собак.
Костёр запылал. Вокруг сразу стало темно, и только мы трое сидели, ярко освещённые огнём. Если бы увидел нас сейчас Джек Лондон, он, наверное, бы сказал так: у костра сидели поджарые, выносливые парни, с крепкими мускулами, с бронзовыми от загара лицами и с простодушным взглядом ясных глаз.
Мы поужинали, развесили у костра на палках свои носки и мокасины и улеглись на хвое, подстелив под себя одеяло и укрывшись другим.
- Стоп! - вскочил я. - Мы забыли главную мудрость Снежной Тропы. Большое Ухо, ты - интендант или нет? Обеспечь мне немедленно два длинных кола.
- Каких кола? - пробурчал под одеялом Лёвка.
- Таких, чтобы они были не меньше полутора метров и чтобы их можно было заострить и крепко воткнуть в землю.
Лёвка надел на голые ноги мокасины и вскоре приволок две длинные палки. Я воткнул их рядом с костром под углом 45° и натянул на них защитный полог, то есть одно из наших одеял. Так всегда делал Ситка Чарли. Теперь, по словам Джека Лондона, тепло от костра должно было падать на тех, кто лежал под одеялом. Но я бы не сказал, что оно здорово падало.
- Первую вахту будет нести Молокоед, - сказал я, - а вы пока спите…
Я сел у костра и стал хранить невозмутимое молчание, как знаменитый Великий Змей, или, иначе, Чингачгук. Мои спутники сразу засопели, а Лёвка даже стал всхрапывать. Мурка тоже лежала у костра и только иногда открывала один глаз - наверно, думала, что я уснул и уже можно похозяйничать в багаже.
Я отошёл от костра и посмотрел на чёрное небо. Там, как крупинки золота и платины, блестели звёзды, а посередине сверкала Большая Медведица, и недалеко от неё горела Полярная звезда. На всякий случай я сверил с ней свой компас: стрелка вроде показывала правильно. Значит, мы пошли не туда, и Золотая долина осталась от нас вправо. «Ну, ничего, - подумал я, - теперь уже недалеко, и мы выйдем в заветные края без дороги».
Тут послышался шум самолётов, и скоро уже можно было различить, что это фашистские бомбардировщики.
- Воздух! - закричал я, и начал разбрасывать и затаптывать костёр.
Ребята выскочили из-под одеяла, а Лёвка прислушался и спокойно сказал:
- Напрасная тревога! Опять, наверно, полетели бомбить завод, где директором товарищ Новиков.
Всё-таки, что ни говори, а Фёдор Большое Ухо - молодец! Даже в лесу, где, кроме нас, никого не было, не проговорился. Самолёты летели бомбить «Смычку», но военная тайна - есть военная тайна: не надо говорить завод «Смычка», когда можно сказать «завод, где директором товарищ Новиков».
Бомбардировщики пролетели, и через некоторое время недалеко от нас что-то ухнуло: началась бомбёжка. Из-за деревьев не видно было ни пожара, ни зарева, но когда самолёты пошли над нами обратно, их было уже больше. Должно быть, всё-таки сели им на хвост наши ястребки.
Почти над нами разгорелся воздушный бой: застучали пулемёты, забегали огненные нитки, а потом как вспыхнет что-то в небе, и большая головёшка полетела вниз.
- Ура! - закричали мы, потому что сразу видно было: наши ястребки подбили одного фрица.
- А мы как золото найдём, - вопил Лёвка, - да как купим самолёт, - вот тогда они узнают! Не один, а сразу штук десять в землю долбанутся.
- Факт! - сказал Димка.
Мы помечтали ещё немного о том, какую помощь окажем Красной Армии своим золотом, но без костра было холодно, и я скомандовал своему интенданту, чтобы он доставил к бивуаку топливо. Мы с Димкой тоже стали собирать дрова.
В темноте ничего не было видно, и дрова, которых было так много днём, куда-то исчезли. Я наткнулся в кустах на кого-то живого: смотрю, а это Фёдор Большое Ухо ползает и шарит по земле руками.
- Нашёл, Лёвка?
- Нет…
- А что же ты тут делаешь?
- Я ищу.
Вот что значит неопытность! Разве так в темноте дрова ищут? Так можно без конца землю щупать… Надо идти и волочить по земле ноги: вот дрова-то и зацепятся.
Мурка тоже бегала по кустам, фыркала и всё время лезла под ноги.
- Пошла ты! - огрызнулся на неё Димка. - Тоже мне, универсальная! Хоть бы лаяла, когда на дрова наткнёшься.
Но тут Мурка захрустела ветками, и я побежал в её сторону: она лазала по куче валежника. Дрова! Собака начинала подавать надежды.
- Правильная собака, - согласился Димка.
Мы опять разожгли огонь и сразу увидели, что дров вокруг множество. Скоро костёр разгорелся, пламя загудело, ветки затрещали, стало веселее.
- А что, если с самолёта фриц выпрыгнул с парашютом? Увидит наш костёр и - прямо сюда. Что мы тогда делать будем? - спросил Димка.
- Забарабаем его - вот и всё! - сказал Лёвка. - Что же с ним делать? Чаем, что ли, поить?
- А как ты его забарабаешь, если он вооружённый? - допытывался Димка. - Вот выскочит сейчас из кустов, автомат наставит и крикнет: «Хенде хох!» Что ты будешь тогда делать?
Я, по правде говоря, и сам об этом подумывал, как его лучше взять. Ведь голыми руками с ним ничего не сделаешь: он, верно, здоровый, как бык.
- Хитростью надо действовать, - учил Лёвка. - Вы с ним тут тары-бары разводите, а я вроде как за дровами пойду. А сам - в Острогорск и бойцов истребительного батальона приведу. Тут ему, голубчику, и капут будет.
- Как же! - ухмыльнулся Димка. - Будет ему капут, когда и фрица ещё нет, а ты уже в Острогорск бежать собрался.
- Я собрался бежать? - сразу зашумел и завыпучивал глаза Лёвка.