Наконец шесты наши коснулись дна, плот начал поддаваться управлению.
Нас сильно отнесло вниз, но мы всё-таки подплыли к каким-то кустам, схватились за ветки и стали высматривать местечко, где можно было бы причалить. Это не так просто, как, может быть, думают некоторые. Попробуй-ка, пристать к берегу, когда вода быстрая, а сучья хватают тебя за пиджак и за штаны, хлещут, что есть силы, по лицу, в грудь и в бока так, что только держись.
- Полундра! - закричал Димка, и мы легли на плот, потому что нас затащило под такие густые, нависшие над водой кусты, где и неба не стало видно.
Шесты упали в воду, их унесло течением. Река под плотом так пенилась и шумела, что он всё время норовил уйти одним краем под воду.
- Давайте выбираться на берег!
- А как? - спросили Лёвка и Димка.
На такой вопрос, пожалуй, не ответил бы и Ситка Чарли. Я попробовал одной ногой достать дна - не достал, а только зачерпнул полный мокасин холодной воды. Но вылезать всё же надо!
Мы разобрали с колесницы всё снаряжение, разложили поровну по рюкзакам и приготовились отдавать концы. Жалко было оставлять колесницу, но пришлось.
Чтобы замести за собой следы, мы столкнули её с плота, и наша Золотая Колесница Счастья навсегда погрузилась в речную пучину. Раму для хижины мы бросили туда же. Но ящичек с голубем я взял.
- А теперь - за мной! - скомандовал я, опускаясь в ледяную воду. Оказалось не так уж глубоко: мне - по грудь, Лёвке - по горло.
Целый, наверно, час или больше мы выбирались из проклятых зарослей ивы на берегу, переплетённых и так и сяк колючей ежевикой. Лёвка и Мурка уже скулить стали и всё норовили сесть отдыхать. Но я гнал их вперёд, чтобы уйти поскорее от Выжиги, где нас могли легко отыскать.
Наконец, вышли к дороге, о которой говорил Димка, и сели так, как принято сидеть у индейцев и пограничников, - чтобы нам было видно всё, а нас не видел никто.
- Как думаешь, Дублёная Кожа, не пора ли нам поскорее оторваться от наших преследователей?
- Ты сказал мудрое слово, Молокоед, - кратко, по-индейски, ответил Димка.
- Я думаю, Дублёная Кожа, нам надо попытаться сесть на попутную машину.
- Правильно! - закричал Лёвка, который никак не мог понять того, что мужчину украшает не крикливость и суета, а сдержанность, спокойствие и неторопливая речь. Это понимали ещё краснокожие Фенимора Купера.
Машину пришлось ждать недолго. Со стороны реки мчался грузовик с пустым кузовом. Я выскочил на дорогу и поднял руку. Шофёр сказал, что может подвезти нас только до Чёрных скал, а к Золотой долине нам придётся идти пешком километров десять с гаком. Мы всё же забрались в кузов. Скоро дорога повернула от реки, и мы въехали в село Берёзовку. Я постучал в кабину и попросил шофёра задержаться на минутку у сельсовета. Он остановил машину, и я пошёл сообщить председателю о нашем ночном приключении и о том, что где-то поблизости бродит сейчас враг. Председатель переспросил насчёт фамилии, которая значилась в паспорте этого фрица.
- Странно! От нас недалеко, действительно, живёт лесник по фамилии Соколов, но он человек вне подозрений.
- Да как вы не понимаете! Этот фриц потому и взял паспорт на имя Соколова, что Соколов - хороший человек.
Председатель успокоил меня, обещал принять меры и дать знать, куда следует. А мне только это и было нужно.
После Берёзовки машина помчалась прямо на север. Мы были мокрые, ветер прохватывал нас насквозь. Я достал кальцекс и дал каждому по две таблетки, чтобы не заболеть гриппом. Скоро мы доехали до Чёрных скал, где шофёр показал нам едва заметную тропинку, которая должна была привести трёх мужественных и отважных к Зверюге.
- Не мешало бы погреться, Молокоед, - сказал Димка, как только мы оказались в лесу.
- Хорошая ходьба греет лучше огня, - ответил я Димке и, думаю, что сам Чингачгук одобрил бы краткую мудрость этих слов. - Нам некогда рассиживаться у костра, Дублёная Кожа. Уже вечереет, а до Зверюги ещё далеко.
Лёвка хотел поднять ропот, но я напомнил ему про съеденную землю, и он покорно поплёлся за нами.
Нести груз на плечах становилось всё тяжелее. Я попробовал устроить лямки так, чтобы они сходились на лбу, как это делают индейские женщины, но у меня ничего не получилось. Тут я впервые пожалел о том, что мы не подумали обзавестись своими скво.
- Я отдал бы половину золотого песка, причитающегося на мою долю, за хорошую скво…
- Ещё чего? - забормотал Лёвка. - Очень нам нужна твоя скво!
Мы с Димкой переглянулись. Всё-таки плохо осваивает Большое Ухо мудрость Тропы. Как же можно не знать, зачем нужна в пути скво таким золотоискателям, как мы!
- Слушай, Фёдор Большое Ухо! Когда мы вернёмся обратно в Европу, ты прежде всего достань Джека Лондона и прочитай его книгу «Сын волка». Из неё ты узнаешь, какой клад для индейца в пути скво: она разжигает мужу костёр, готовит пищу, кормит собак, гребёт за него на лодке и прокладывает путь его собакам.
- А если собак нет, - добавил Димка, - она несёт за него всю поклажу. Так что индейцу и делать ничего не остаётся: идёт себе потихоньку, жуёт табак и произносит изредка умные слова.
- А бывают, Большое Ухо, и такие жёны, как, например, была Пассук, жена Ситки Чарли. Он купил её у одного племени на берегу Солёной Воды. Сердце его не лежало к ней, но он собирался в далёкий путь, и ему нужен был кто-нибудь, кто кормил бы его собак и помогал грести на лодке. Вот он её и купил. И что ты думаешь, Большое Ухо? Маленькая Пассук не только всё делала за Ситку Чарли. Когда они пошли к миссии Хейнса через пустыню Вечного Безмолвия, у них кончились у Оленьего перевала запасы еды. Они стали уже умирать от голода, но Пассук дала Ситке Чарли мешочек с мукой, который сберегла для него из своей нормы. И этот мешочек спас Ситку Чарли. Вот почему, Большое Ухо, я и говорю, что зря мы не позаботились обзавестись жёнами.