Тайна Золотой долины. Повесть - Страница 30

Я вскочил на колени и чуть не высунул голову из-за камня.

- Правильно, Димка! Идея. Давай кричать караул!

Я решил испугать нашего врага криком. Не может быть, чтобы его преступная душонка не дрогнула от страха, когда мы начнём звать на помощь. Он надеется на то, что разделается с нами втихую!

Снова из-за камня высунулась шапка, снова прогремел выстрел, и в тот же миг мы с Димкой начали кричать:

- Караул! Спасите! Караул!

И со всех сторон понеслось нам в ответ:

- Ау… Э… Ау…

Мы кричали так минут пятнадцать, и Димка до того вошёл в роль, что выводил свою арию уже жалким, дрожащим голосом и готов был плакать.

- Ну-ка, попробуем ещё раз, - и я приподнял над камнем шапку.

Выстрела не было. Враг или не хотел себя выдавать, или испугался наделанного нами переполоха и убежал.

Солнце уже зашло за утёсы на той стороне Зверюги. Начинало смеркаться. Я соорудил из лопаты, кирки, пиджака и шапки чучело, высунул его вверх и начал всячески поворачивать, как будто кто-то из нас перестал скрываться и оглядывается вокруг, собираясь уходить.

Но выстрела не последовало и на этот раз.

Мы посидели ещё немного, выбрались из котловины, отыскали тропинку и пошли, почти не дыша, от этого проклятого места.

В сумерках нам казалось, что каждый куст бросается на нас и каждый сук собирается выстрелить. Мы часто останавливались и, прислушавшись, двигались на цыпочках дальше. Когда мы выбрались, наконец, в Золотую долину, было совсем темно. В нашей хижине никого не было.

- Лёвка! - тихо позвал я.

Фёдор Большое Ухо вылез из кустов, растущих рядом с хижиной.

- Ты что же не разведёшь огонь?

Лёвка махнул рукой, вытер рукавом слёзы и забормотал, снова и снова срываясь на плач:

- Какой тут тебе огонь!.. Не знаю… как жив… остался.

В сумерках Лёвка услышал недалеко от хижины выстрел и отчаянный собачий визг. Через несколько минут после этого к хижине приползла Мурка. Она была вся в крови и уже не держалась на ногах. Лёвка наклонился к ней и хотел взять её на руки, но собака перевернулась на спину, лизнула ему лицо, несколько раз шевельнула хвостом и умерла.

Вскоре Лёвка увидел, что от опушки к нему направляется старик. Он был с ружьём и нёс его перед собой так, как носят охотники, готовый каждую секунду вскинуть его и сделать выстрел.

Лёвка не стал ждать этого и бросился в лес. Старик тоже побежал за ним, но Фёдор Большое Ухо лёг в ямку и притаился в ней, как кролик. Он слышал, как под ногами старика трещали ветки, шумели кусты. Временами негодяй подходил к Лёвке совсем близко. Трусишка не выдержал больше этой пытки, на четвереньках пробежал несколько шагов и улепетнул к речке. Там, спрятавшись под обрывом, выждал, когда старик ушёл к своей норе, и только тогда вылез из-под обрыва и стал ждать нас в кустах.

Постояли мы, посовещались в темноте, и так разозлился я на этого старика, что решил сегодня же ночью его поймать. Мы уговорились так: я залягу где-нибудь недалеко, а ребята в хижине разожгут поярче костёр и посадят у огня чучело, похожее на человека. Сами они лягут на нары и будут ждать моего сигнала. Как только этот тип появится, мы мигом его заарканим или топорами зарубим.

Расчёт у меня был простой. Раз уж старик уничтожил собаку, которая помешала ему напасть на нас утром, то теперь он обязательно придёт к хижине ночью, чтобы расправиться с нами. Откуда ему знать, что один из нас будет сидеть снаружи и подкарауливать? А насчёт чучела у костра - это обычная индейская хитрость, на которую попадались и не такие злодеи, как этот старикашка.

Я выполз из хижины в свою засаду. В руке у меня было лассо с петлей на конце и топорик за поясом. Первый раз в жизни я всерьёз полз по-пластунски, но, думаю, что никто из пластунов так плотно не прилегал к земле, как я, в ту памятную ночь. Мне всё казалось, что старик меня видит и уже заносит надо мной нож.

Когда я остановился и оглянулся назад, хижина уже осветилась: ребята разожгли костёр. У огня сидел здоровый дядя, и всякий, кто не знал, что это чучело, принял бы его за настоящего человека, который немного вздремнул.

Повернувшись лицом к хижине, я стал наблюдать. Огонь от костра ярко освещал всё кругом, и была видна каждая былинка, каждый камешек на земле.

«Ну, - думаю, - приходи. Теперь ты от меня не скроешься…»

Ни Димка, ни Лёвка у огня не показывались, но я чувствовал, что они не спят. Иногда костёр вспыхивал ярче, - это они, не обнаруживая себя, подбрасывают в огонь дрова.

Было уже, наверно, за полночь. Ручка ковша Полярной Медведицы опустилась вниз, над восточным краем неба засверкали весёлой кучкой Стожары, а Сергей Николаевич говорил нам, что это верные признаки близкого рассвета. Потом где-то залепетала птичка, и я подумал про неё: «Вот неугомонная, и чего ей не спится? Ведь никакой злой старик её не подкарауливает, - спала бы себе да спала, подвернув голову под крыло».

И тут я услышал за собой осторожные, редкие шаги. Я ещё плотнее прилёг к земле и втянул голову в плечи. Мне казалось, что он сейчас наступит прямо на меня, но старик прошёл рядом и остановился. Я бесшумно пополз за ним. Его длинная тень, удивительно длинная для такого маленького человека, ложилась на меня, и я полз прямо по этой тени.

Он снял с плеча коротенькое ружьё, но прицеливаться не стал, а, осторожно шагая, стал подкрадываться ещё ближе к хижине. Я продолжал ползти за ним. Он снова остановился и теперь был от меня всего в каких-нибудь шести или семи шагах. Встал на изготовку и начал поднимать ружьё. Стрелок он, видать, был опытный, потому что целиться долго не стал: не успел я приподняться, чтобы набросить на него петлю, как грянул оглушительный выстрел.