Лёвка стоял во весь рост на скале и в восторге крутил в воздухе шапкой. Димка нагнулся к отверстию, где исчезла трубка, и крикнул в дыру:
- Ну, как? Видишь теперь? Смотри: я показываю тебе кукиш. На, выкуси!
Под нами что-то грохнуло, Димка отдернул руку и, улыбаясь бледными губами, медленно произнёс:
- Вот тебе раз! Он кусается.
Старик выстрелил в отверстие, но пуля только обожгла и ободрала слегка Димке палец. Хорошо еще, что выстрелил не тогда, когда Димка с ним переговаривался!
Мы с облегчением вздохнули: теперь старик был не так уже страшен. Хватит ползать на карачках, можно разогнуться и ходить по долине во весь рост.
Я попросил Димку посидеть у воронки, а сам побежал к хижине. Там я нашёл Лёвку и… Белку. Она всё-таки пришла. А зачем, если я такой уж противный?
Ещё издали было слышно, как Лёвка, уже, видимо, рассказав о нашем новом приключении, громко и весело кричал:
- Теперь - всё! Теперь перестанет шляться по долине! Теперь о нём уже не скажут: его не видят, а от него не спрячешься. Ослепили старикашку!
«Наверно, Белка ещё не успела передать ему про несчастье, - подумал я. - Иначе он вёл бы себя по-другому».
- Молокоед, - спросила Белка, когда я открыл дверь, - что с тобой? На тебе лица нет!
- А куда же оно девалось? - невесело улыбнулся я, не зная, как мне вести себя теперь с Белкой.
Зеркала у нас не было, и я посмотрелся в котелок с водой. Оттуда глянуло на меня почти чёрное, худое лицо с большими воспалёнными глазами. Попробуй не поспать трое суток, - не только лицо, голову потеряешь!
Белка забеспокоилась, стала всячески ухаживать за мной, рылась в аптечке, отыскивая для меня лекарство.
- Тебе надо срочно лечь в постель, Молокоед, - приговаривала она. - Ложись, а я буду около тебя дежурить…
«Вот подлиза! - подумал я. - Теперь заюлила, а вчера что говорила? «Глупый тропарь!»».
И нарочно, чтобы позлить её и отомстить за вчерашнее, я перешёл на индейскую речь и сказал:
- Слушай, Рыжая Белка, мы теперь встали на Тропу Войны, где женщине делать нечего. Вернись в свой вигвам и займись женским делом.
- Подумаешь! - сразу вспыхнула она, сощурив свои реснички. - Тогда мы пойдём с Дублёной Кожей рыбу ловить.
Она взяла удочку, побежала к Димке и, схватив его за руку, утащила к реке.
Мне тоже, может быть, хотелось ловить с Белкой рыбу, но я взял себя в руки и сказал Лёвке всё на том же индейском языке:
- Слушай меня, Фёдор Большое Ухо! Ты привёл сюда эту женщину, и наше мужество растаяло под огнём её глаз. Ты видишь этого юношу, который стоит сейчас у реки? Он делает вид, что его интересует крошечная уклейка, которая теребит муху на его удочке. Но его сердце уже размякло: это не сердце воина, а кусок слизи. Иди и прогони отсюда Рыжую Белку.
- Она же обидится, Молокоед, - пролепетал Лёвка.
Но моё сердце уже ожесточилось.
- Вот и хорошо, что обидится. Постарайся обидеть её сильнее, Большое Ухо, чтобы васильки её завяли и тебе больше не хотелось на них смотреть. Обидь её так, чтобы она заплакала и ушла.
Но, когда Лёвка тихо побрёл к берегу, я крикнул ему вдогонку:
- Пусть Рыжая Белка придёт нас провожать!
Как только мы втроём снова собрались у костра, я рассказал ребятам свой план. Димка и Лёвка должны были всё время вертеться недалеко от пещеры, делать вид, что моют песок и ищут золото, а я незаметно проберусь в лес и пойду вверх по ручью до котловины. Там я разведаю, что нужно, и завтра же утром мы уйдём в город, чтобы доложить обо всём Тулякову и навсегда распроститься с проклятой Золотой долиной.
- Надо быть круглым идиотом, чтобы накануне экзаменов бросить школу и убежать из дому.
Лёвка и Димка очень удивились моим, словам, а Димка засмеялся:
- Интересно, а не ты ли из нас самый круглый?
- Это мы ещё посмотрим, кто круглее - ты или я. А пока попрошу не вступать в пререкания.
Винтовку я оставил, чтобы ребята могли дать мне сигнал об опасности, а сам взял кирку и пошёл в это последнее путешествие по Золотой долине.
Теперь я уже не боялся старика: он сидит, как крот, ослеплённый в своей пещере, и вряд ли рискнёт показаться наружу при дневном свете, когда у нас есть винтовка. А если всё-таки выползет, ему не удастся незаметно выстрелить мне в спину: мои верные товарищи меня предупредят. Поэтому я не стал карабкаться на тропинку над ущельем, а спустился к самому ручью, где мы побоялись идти в прошлый раз с Димкой.
Чем дальше я шёл, тем угрюмее становилось ущелье. Местами огромные камни, как плотины, преграждали путь ручью, он образовывал озёрца и пруды, откуда падал гремящими водопадами.
Скоро мне стали попадаться те самые кристаллы, которые мы приняли за золото. Сначала я собирал их в карман, но их становилось, всё больше и больше, я, наконец, прекратил это пустое занятие. Меня сейчас занимала котловина в верховьях ручья. «Именно в ней надо искать окончательную разгадку Золотой долины», - думал я.
Котловина оказалась больше, чем мы предполагали. За поворотом, где она огибала скалу, передо мной открылось продолжение этой впадины. И везде были следы работы человека: углубления, ниши…
Черепа и скелета на старом месте уже не было. Очевидно, старик испугался и, желая скрыть следы своих преступлений, на всякий случай спрятал кости куда-нибудь подальше.
Я взобрался на один из выступов и ударил киркой в скалу. Посыпались искры, а кирка зазвенела, как будто я стукнул ею о железо. Я ударил сильнее, и мне удалось отбить от скалы небольшой камешек. Он оказался очень тяжелым и блестел.
«Ого! - подумал я. - Нет, это не камешек, а что-то другое».