- Наклонитесь, я вам что-то очень важное скажу.
И рассказал ему всё, что знал про сегодняшний налёт, про Белотелова и Голенищева, и о том, как выпрыгнул из машины и как Белотелов меня искал в темноте, чтобы убить. Я попросил, чтобы врач отложил пока операцию и вызвал кого-нибудь из НКВД в больницу. Он выпрямился, пощупал мой лоб, серьёзно посмотрел на меня, подумал и сказал остальным врачам:
- Вы пока свободны.
А сам вышел из палаты, через несколько минут вернулся и сообщил:
- Сейчас приедут. Как ты себя чувствуешь? На-ка вот, выпей - это тебя подкрепит, - и дал мне в стакане лекарство.
Скоро пришли какие-то двое в белых халатах, но халаты были завязаны плохо, и я увидел чекистские петлички. То, что мне и надо!
- Ну, здравствуй, малец, - весело поздоровался со мной один из них, наверно, капитан, потому что на петлице у него была шпала, - рассказывай.
- А вы кто? - спросил я на всякий случай. Мало ли, может быть, такие же враги, как Белотелов!
- Капитан госбезопасности Любомиров, - отрекомендовался тот, который со шпалой. - А это мой сотрудник.
Я им всё подробно рассказал.
Было уже четверть двенадцатого, и я попросил чекистов поторопиться. Они пожали мне руку, пожелали скорей выздороветь и ушли.
- Ну, а теперь, герой, давай займёмся тобой, - сказал врач.
- Можете теперь заниматься, только ногу у меня не отрезайте - самому нужна.
Доктор развеселился (попадаются же иногда такие хорошие врачи! - В. М.), нажал электрическую кнопку, набежали опять в белых халатах и всё-таки закрыли мне рот марлей. Проснулся я уже в другой палате, где, кроме меня, было ещё человек семь больных. Все уже спали.
- Сколько времени? - шёпотом спросил я у няни.
- Без десяти час.
«Вот это здорово! - подумал я. - Прошло каких-то полчаса, а мне всё уже сделали».
- Нянечка, а ногу отрезали?
Она тихонько засмеялась, откинула с меня одеяло, и я увидел свои ноги: одна, как бочка, и в марле, а другая забинтована до колен.
- Гипс наложили. Врач сказал, через две недели в футбол будешь играть. А теперь спать, - видишь, все спят.
Но мне было не до сна. Я всё время думал, успели или нет чекисты поймать Белотелова и Голенищева. Через час примерно послышался где-то далеко шум самолётов, всё ближе, ближе. У меня сердце так и упало: не успели!
Но тут и с другой стороны зашумели самолёты - наши истребители! Ястребки просвистели прямо над больницей, и не успел я приподняться на постели, как совсем близко где-то начался воздушный бой.
Я попросил няню погасить свет и открыть чёрные шторы, которыми делали в больнице затемнение, и увидел замечательное зрелище! То один, то другой самолёт загорался и, как огромная ракета, падал вниз. Потом сразу всё стихло, и уже не было ничего.
Няня задёрнула шторы и включила ночник. Я её поманил к себе:
- Няня, положите меня на коляску и довезите до телефона.
- Что ты, милый, какой неугомонный! - замахала она руками. - Нельзя. Сейчас спать надо.
- Я же не маленький, понимаю. Но, если надо?..
Она не соглашалась. Тогда я рассердился и сказал, что, если она не отвезёт меня сейчас же к телефону, я так начну кричать, что всех разбужу, и ей же за это от главного врача влетит. Она испугалась и привела ко мне дежурного врача. Врач выслушала меня, ни слова не говоря, подкатила к кровати коляску. Меня усадили и повезли по коридору. Открылась дверь с табличкой «Главный врач», и коляску подкатили прямо к телефону.
- Тебе набрать номер или сам наберёшь?
- Что я, больной, что ли, какой или умирающий? Конечно, сам.
Набрал наш домашний телефон, и мама сразу же взяла трубку, она не спала.
- Мам! Ты не знаешь, где это воздушный бой был?
- Да где же ты опять пропал? Обещал быть, а не идёшь.
Говорит так, будто я недавно из дома вышел, а по голосу чувствую - волнуется. Она у меня всегда такая - умеет себя в руках держать.
- Ты всё-таки скажи, мам, где же это был воздушный бой?
- Да где-то недалеко. Прасковья Ивановна говорит: над Шайтанкой.
- А-а, это хорошо, что над Шайтанкой. А что, разве Прасковья Ивановна у тебя сидит?
- У меня.
- Тогда дай ей трубку.
Мама рассердилась и велела немедленно приходить домой. Вот, чудачка, как будто я могу!
- Мам! Ты всё-таки дай трубку Прасковье Ивановне. Ведь ты со мной разговариваешь, а она же с Димкой не разговаривает и волнуется.
Мама передала трубку Димкиной матери, и я сказал ей, чтобы она о Димке не беспокоилась, что он жив и здоров и завтра придёт. Она, конечно, сразу миллион вопросов задавать стала, но я пригласил её придти завтра ко мне в больницу. Тут мама выхватила у неё трубку и испуганным голосом спросила:
- Вася, разве ты в больнице? Что с тобой, дорогой? Я сейчас же прибегу.
- Мама! Какая ты смешная, кто же тебя пустит сейчас в больницу, когда больные все спят? А обо мне не беспокойся - ногу малость оцарапал, и мне перевязку сделали. До свидания. Вот доктор с тобой хочет поговорить.
Доктор просил маму не беспокоиться: мальчик упал с машины, ничего серьёзного нет. И я услышал, как мама с досадой говорила Прасковье Ивановне:
- Опять, негодный, за машину цеплялся! Ну, сколько я его предупреждала!
Я улыбнулся.
- А теперь, доктор, везите меня спать.
Хирург не велел меня будить, и я проснулся только к обеду. Ему, наверно, сообщили об этом, и он пришёл в палату ещё более весёлый, чем вчера.
- Привет герою Золотой долины! - поздоровался он и протянул мне руку, как взрослому.